говорил? Всевышнему замечания делал, что гуманизма в нем мало…
А Новенькая глаз не могла отвести от Кати — та выудила совершенно прозрачный шар размером с большой апельсин, подула на него, уложила на ладони и замерла. Шар чуть качнулся, слегка дернулся, начал было неуверенное движение вверх, но, как будто испугавшись чего-то, снова приник к ладони.
— Боится, маленький,— со счастливой улыбкой сказала Катя.— Им сейчас страшно очень… Трудиться идут. Кто на подвиг, кто на подлость… Но этот, этот очень хороший…
— А есть плохие?— изумилась Новенькая.
Катя вздохнула:
— Да все разные. Есть напуганные, травмированные… А чем больше страху они натерпелись, тем больше от них будет зла…
Звучало это убедительно, тем более что у Новенькой опять возникло ощущение, что она об этом что-то и сама знает.
— Возьми-ка его,— сказал Иудей Бритоголовому.
Бритоголовый почувствовал, что и сам очень хочет подержать в руках это существо. Он накрыл ладонью шар, прижавшийся к Катиной руке. Катя повернула ладонь так, что шар плотно лег в руку Бритоголовому. По весу, по ощущению живого тепла, беспокойства и доверчивости это был ребенок. И, несомненно, мальчик.
— Ну, благослови,— сказал Иудей.
— Это не по моей части, это по вашей, по еврейской. Я про это ничего не знаю,— улыбнулся Бритоголовый, но не Иудею, а запечатанному в шаре существу, обещающему стать младенцем.
— Он тебе не чужой. Дай мне… А не хочешь благословлять, не надо. Просто пожелай ему, чтобы он стал хорошим врачом.
— Это да,— легко согласился Бритоголовый.— Пусть будет.
Шар легко оторвался от ладони и, как пузырек воздуха в воде, поплыл вверх… покуда не достиг какой-то невидимой преграды, возле которой замедлился, уперся в нее, с усилием пробил и исчез, оставив после себя звук лопнувшей пленки и унося в сердцевине своего существа воспоминание о преодолении границы раздела двух сред…
глава 5
Бритоголовому теперь приходилось трудно: Манекен еле двигался, временами замирал, засыпая на ходу, и тогда Бритоголовый закидывал его за спину, как мешок, и волок на спине не без усилия. Иудей несколько раз предлагал помочь, но Бритоголовый качал своей шарообразной головой с коротким редким ежиком и отфыркивался:
— Ты, как мне кажется, свою порцию еще тогда оттаскал.
И продолжал тащить. Привалы стали делать почаще — видимо, из-за Манекена. После световой ванны он оживлялся, некоторое время шел самостоятельно. Однажды, когда они оказались на привале рядом, Новенькая, вглядевшись, поняла, что рот его не прорезан как следует, а только сверху обозначена складка губ, уши тоже толком не прорисованы, едва намечены зачаточные брови и под ними подслеповатые глаза. Иудей поймал ее взгляд и сказал, как будто советуясь:
— Ну что, мы, кажется, сами не сможем привести его в приличный вид. Придется просить помощи сверху.
Рядом стоявший Бритоголовый (тут Новенькая поняла, что Иудей обращался вовсе не к ней, а к нему) встал на колени перед Манекеном, потрогал его запястье, приставил два толстых пальца к шее, попытался поднять ему плотно прилипшее к глазу веко, но это не удалось.
