гэбэшных охранников…
— Да ладно, пошли, Илья. Ну что ты, Куроедов, уставился?— И Бритоголовый решительно прошел в охраняемую мужичками дверь.
Куроедов оторопело посмотрел на Бритоголового, потом ахнул и замахал радостно руками:
— Батюшки! Сам пришел! Сам!
— Дур-рак!— рявкнул Бритоголовый, и дверь на упругой пружине захлопнулась за ними с гулким стуком…
Никакого помещения за дверью не было. Огромный амфитеатр, а внизу, в глубине смутно виднелась круглая арена. Оба путешественника стояли у внешнего края, возле прохода, отлого, без ступеней ведущего вниз, к арене. Сначала Бритоголовому показалось, что никаких людей там нет, но потом он различил кое-какую публику — сидели все по одному, реденько, на большом расстоянии друг от друга.
— Нам, пожалуй, вниз,— не совсем уверенно произнес Иудей, и они спустились довольно глубоко, почти на половину амфитеатра, когда Иудей остановил Бритоголового.— Я думаю, хватит.
Они свернули в боковой проход, и обнаружилось, что вместо сплошных лавок, как сперва показалось, там стояли массивные каменные тумбы, довольно далеко отстоящие одна от другой.
— Садись здесь,— предложил Иудей. Бритоголовый сел.
— Ну что, видно?
Бритоголовый увидел в центре арены возвышение, а на нем большой матовый шар на отдельном подиуме.
— Да, шар стеклянный вижу.
— А попробуй-ка вон туда пересесть,— попросил Иудей, и Бритоголовый пересел в предыдущий ряд и пристроился там на каменной тумбе. Видно было то же, но как сквозь чужие очки, все туманилось, утратив резкость.
— Отсюда хуже,— моргнул Бритоголовый.
Иудей удовлетворенно кивнул и предложил ему подняться несколькими рядами выше. Но оттуда виден был лишь белесый туман.
Вот видишь, доктор, я не ошибся, это и есть самое твое место.— И усадил Бритоголового на его прежнее место.— Вот это и есть то, что доктор прописал.
— Шуточки твои дурацкие,— фыркнул Бритоголовый.— Ты толком объясни, что здесь за представление…
Иудей не садился, стоял рядом, положив руку Бритоголовому на плечо:
— Это и есть твое настоящее место. Теперешнее.
— А те, кто сидят ниже, видят лучше?— поинтересовался Бритоголовый.
Они видят не лучше, они — больше. Такая своеобразная аккомодация. Что ты видишь, зависит от места, а уж место зависит от тебя самого. Но это не должно тебя огорчать. Они больше тебя учились,— прозвучало это утешительно.
— Чему?— коротко поинтересовался Бритоголовый.
— Вот этому самому — быть самим собой.— Он посмотрел на небо. Даже отсюда, из глубины цирка, было заметно, что восточная сторона неба наливается светом.
— Ты говоришь иногда нестерпимо банальные вещи,— сморщился Бритоголовый.— Объясни мне лучше, как можно не быть самим собой?
— Всем надо заново родиться. Заново родить себя… Ну, хватит. Сам разберешься,— он горько вздохнул.— Ну вот, теперь мы с тобой расстаемся.
— Навсегда?
— Не знаю. Но мне так не кажется…
— Слушай,— сбил Бритоголовый дружески-романтический оттенок,— а что мне со всеми этими… ну, с Манекеном, с Хромым, с Толстухой… Я ведь не очень себе представляю, что я могу для них сделать…
— Знаешь,
