и оторвал от ствола. Оно недовольно заворчало — отпусти, отпусти… Он развернул этого толстого, но жидковатого зверька, и спутники узнали в этом отталкивающем существе человека. Крошечные атрофированные ноги и руки, эмбрионально-крупная голова с еле намеченными щелями закрытых глаз, недоразвившийся нос и крупный, выдвинутый вперед рот с торчащими, как у грызунов, яркими белыми зубами. Мышцы вокруг рта автоматически сокращались, и челюсти продолжали совершать грызущие движения.
Бритоголовый погладил человекообразного грызуна и посадил на ту же ветку, откуда только что снял.
— Господи, кто это?— спросила Новенькая с ужасом.
— Алчущие, которые хотят насытиться,— насмешливо сказал Бритоголовый и тут же спохватился: что делаю? Зачем я опять ее поддразниваю? Какое застарелое безумие…
Треснула какая-то стена или прорвалась завеса — большой кусок прежнего знания всплыл у нее в памяти: родители, бабушка, дом в Трехпрудном, коммуна в Тропарево… Лев Толстой и Евангелие, первое настоящее, не толстовское Евангелие, полученное от бабушки… И тут же она задохнулась от его насмешливого тона — узнала и евангельские слова, которые он явно и намеренно передернул… «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся…»
— Нет, нет, я вовсе не насмешничаю, простите, у меня такая манера… Я только хотел сказать, что это их правда… Всякая страсть в конце концов умирает, не правда ли?— продолжал он, а сердце ее больно билось от его слов.— Просто не все успевают умиротвориться в отведенный срок.
Он нагнулся и поднял с земли замершее существо, только что отпавшее от ствола. Теперь оно было не человеком-грызуном, а скорее напоминало человекочервя. Существо было неподвижным, зубы его исчезли, рот принял пропорциональный голове размер, а личико казалось совсем детским.
— Все. Насытился. Теперь он больше всего похож на пятимесячный человеческий плод.
Профессор заглядывал через плечо Новенькой. Что-то страшное пришло ему в голову, и он хрипло спросил:
— Он умер?
— Что вы! Смерти вообще-то нет, Профессор. А этот, я думаю, гораздо ближе к началу, чем к концу,— таинственно ответил Бритоголовый.
И тут Профессора прорвало:
— Я ненавижу загадки! Я требую ясного и четкого ответа на вопрос, что тут происходит. Если вы считаете необходимым демонстрировать мне все эти так называемые чудеса, то могли бы потолковее объяснить ваши притчи и аллегории…
— Какие притчи!— искренне засмеялся Бритоголовый.— Мы с вами еще и к азбуке не подошли!
— Имейте в виду, я буду жаловаться! У меня большие связи, и в самых серьезных организациях тоже!— заверещал Профессор, а Бритоголовый как будто сник от его крика и стал его уговаривать:
— Простите великодушно, я вовсе не хотел вас как-то обидеть или что-то там… Мы с вами все это обсудим, но не теперь. Немного погодя. Сейчас нельзя. Не положено…
— Профессор успокоился — что не положено, это можно было понять, это звучало убедительно. Опять-таки было приятно, что Бритоголовый при упоминании о связях изменил свой тон…
Красивая женщина стояла рядом, слезы текли по ее щекам. Видно было Профессору, что Бритоголовый на нее глаз положил. Она прошептала:
