и индюшатиной, превосходными. Дюжие продавцы, которым бы ворочать бетонными чушками, артистически слоили огромными ножами пахучее мясо и переговаривались на местном наречии. Народу было довольно много, у прилавка стояло несколько человек. Тот, что стоял перед Валентиной, к ней спиной, с рыжим хвостом, подхваченным резиночкой, по-приятельски обратился к продавцу:
— Послушай, Миша, я хожу сюда десять лет. И ты, Арон, тоже, вы стали за это время в два раза толще, а сэндвичи стали вдвое худей. Почему так, а?
Мельтеша голыми руками, продавец подмигнул Валентине:
— Он мне делает намек, ты понимаешь, да?
Человек обернулся к Валентине — лицо его было смеющимся, в веснушках, весело топорщились рыжие усы:
— Он считает, что это намек. А это не намек, а загадка жизни.
Продавец Миша нацепил на вилку один огурчик, потом второй и уложил их рядом с пышным сэндвичем на картонной тарелке:
— На тебе экстра-огурчик, Алик.— И обратился к Валентине: — Он говорит, что он художник, но я-то знаю, что он из ОБХСС. Они меня и здесь достают. Пастрами?
Валентина кивнула, нож замельтешил в руках Миши. Рыжий сел за ближайший стол, там как раз освободилось еще одно место, и, взяв из рук Валентины тарелку и поставив на свой столик, отодвинул ногой стул.
Валентина молча села.
— Из Москвы?
Она кивнула.
— Давно?
— Полтора месяца.
— Ага, и вид еще не обстрелянный.— Взгляд его был прямым и доброжелательным.— А чего делаешь?
— Бэби-ситтер, курсы.
— Молодец!— похвалил он.— Быстро сориентировалась.
Валентина разложила сэндвич на две половинки.
— Ты что! Ты что! Кто ж так ест! Американцы тебя не поймут. Это святое: разевай рот пошире и смотри, чтоб кетчуп не капал.— Он ловко обкусил выпирающую начинку сэндвича.— Жизнь здесь простая, законов всего несколько, но их надо знать.
— Какие законы?— спросила Валентина, послушно сложив вместе две разобранные было половинки.
— Вот этот, считай, первый. А второй — улыбайся!— И он улыбнулся с набитым ртом.
— А третий какой?
— Как тебя зовут?
— Валентина.
— Мм,— промычал он,— Валечка…
— Валентина,— поправила она. «Валечку» она ненавидела с детства.
— Валентина, вообще-то мы с тобой не очень хорошо знакомы, но так и быть — открою. Второй закон Ньютона здесь формулируется так: улыбайся, но жопу не подставляй…
Валентина засмеялась, кетчуп потек на ее шарф.
— А все-таки — третий.
Алик стер кетчуп:
— Сначала надо первые два выучить… Эти сэндвичи лучшие в Америке. Best in America… Это точно. Этой харчевне почти сто лет. Сюда приходили Эдгар По, О.Генри и Джек Лондон, брали здесь сэндвичи по гривеннику. Писателей этих, между прочим, американцы совершенно не знают. Ну, может, Эдгара По в школе проходят. Если бы здешний хозяин читал хоть одного из них, он непременно повесил бы портрет. Это наша американская беда: с сэндвичами все в порядке, а культурки не хватает. Хотя почти наверняка у первого Каца, я имею в виду не Адама, а здешнего хозяина, внук окончил
