— Какой талант, Шурик? Я видела настоящих актрис, знала Алису Коонен, Бабанову…
Кажется, никто и никогда не относился с таким уважением к её творческой личности, как Шурик. Это было приятно.
глава 33
Времени для какого бы то ни было настроения — хорошего, плохого, грустного — у Али совершенно не было. Уж слишком она была занята. Однако незадолго до Нового года пришло полуофициальное письмо из Акмолинска, с завода. Заведующая лабораторией поздравляла её от имени бывших сослуживцев с наступающим Новым годом, писала, что на её место взяли двух лаборантов, и справляются они вдвоём хуже, чем она одна. Это была приятная часть письма. Далее она писала, что вся лаборатория ждёт её возвращения настоящим специалистом, и особенно было бы хорошо, если бы она освоила как следует методы качественного и количественного анализа продуктов крекинга нефти, потому что это будет её основное направление работы. И ещё: к лету, когда у неё будет производственная практика, завод сделает запрос, чтоб на летние месяцы она приехала поработать дома, а в отделе кадров уже подтвердили, что и дорогу оплатят, и за время практики будут ей давать зарплату.
Вот тут-то у Али и возникло настроение. Плохое. И даже очень плохое. Уже привыкнув к мысли, что навсегда останется в Москве после окончания Менделеевки, поняла она, какой трудной задачей будет избежать Акмолинска, приписанной к которому она оказалась на всю жизнь.
Единственным выходом было только замужество, и единственным кандидатом был Шурик, уже занятый, хотя и фиктивно. Ей казалось почему-то, что, сделав такую услугу Стовбе, с которой особенно и не дружил, на ней-то он уж непременно должен жениться. И притом не фиктивно. Она загибала про себя пальцы: уже шесть раз они были любовники. А это не раз, не два, серьёзно всё-таки. Правда, Шурик как-то сам не проявлял к ней интереса. Но он был сильно занят: и мама больная, и учёба-работа — времени же на всё не хватает,— убеждала она сама себя.
Сдаваться она не собиралась, и Новый год представлялся ей подходящим временем для очередного наступления.
С середины декабря она несколько раз заходила на Новолесную, как бы мимо пробегая, но Шурика дома застать ей не удавалось. Вера Александровна поила её чаем с молоком, была рассеянно-приветлива, но ничего извлечь из этого было невозможно. Ей хотелось быть приглашённой в дом, на встречу Нового года, как в прошлом году,— в памяти её как-то совершенно растворилось, что и в прошлом году никто её не приглашал.
Наконец, вызвонив Шурика, сказала, что надо срочно поговорить. Шурик, не испытав даже малейшего любопытства, побежал в Менделеевку в одиннадцатом часу вечера, и пробежка эта даже доставила ему удовольствие, как и вид главного входа, вестибюля — у него было чувство отпущенного арестанта, попавшего на бывшую каторгу уже свободным человеком.
Аля в своей неизменной синей кофте, с начёсанным большим пуком на голове встретила его на лестнице. Взяла под руку. Шурик огляделся — странно: ни одного знакомого лица, а ведь год здесь проучился…
Пошли в курилку, под лестницу. Аля достала из сумки пачку