сигарет «Фемина».
— О, ты куришь?— удивился Шурик.
— Так, балуюсь,— ответила Аля, играя сигаретой с золотым ободочком.
Шурику всегда было немного неловко в её присутствии.
— Ну, что?— спросил он.
— Насчёт Нового года хотела с тобой посоветоваться,— более ловкого хода она не придумала, как ни тужилась.— Может, я пирог спеку или салат накрошу?
Он смотрел на неё в недоумением, решив, что она хочет пригласить его в общежитие.
— Да я дома, с мамой, как всегда. И никуда не собираюсь…
Это была правда, но не вся. Он собирался после часу ночи, выпив с мамой по бокалу ритуального шампанского, пойти к Гии Кикнадзе, к которому должны были придти бывшие одноклассники.
— Так и я хочу к вам придти, только надо же приготовить что-нибудь…
— Ладно, я у мамы спрошу…— неопределённо отозвался Шурик.
Аля пустила струю дыма из открытого рта. Сказать было нечего, но что-то надо было…
— От Стовбы ничего не слышно?
— Не-а.
— А я письмо получила.
— Ну и что?
— Ничего особенного. Пишет, что после академического вернётся, а дочку скорей всего у мамы оставит.
— Ну и правильно,— одобрил Шурик.
— А Калинкина с Демченко женятся, слышал?
— А Калинкина, это кто?
— Из Днепропетровска, волейболистка. Стриженая такая…
— Не помню. Да и откуда я могу слышать, если я никого из той группы, кроме тебя, вообще не видел? Только с Женькой иногда по телефону…
— А у Женьки у самого роман!— с отчаянием почти крикнула Аля. И больше сказать совсем было нечего. Шурик не проявил ни малейшего интереса к новостям курса.
— Ой, забыла сказать! Израйлевича помнишь? Так у него был сердечный приступ, его увезли в больницу, и он зимнюю сессию принимать не будет, а потом вообще, может, на пенсию уйдёт!
Шурик хорошо помнил этого математического маньяка, даже в сон к нему проломившегося. Из-за него-то он и сбежал из Менделеевки: осенняя переэкзаменовка по математике всё дело решила…
— Так ему и надо,— буркнул Шурик.— А что ты мне сказать-то хотела? Срочное?— уточнил Шурик тему встречи.
— А про Новый год, Шурик, чтоб договориться…— растерялась Аля.
— А-а, понял,— сказал он неопределённо.— И всё?
— Ну да. Надо же заранее…
Шурик галантно проводил Алю до «Новослободской» и побежал домой, забыв немедленно и о ней самой, и об её малоинтересных новостях. И забыл настолько прочно, что вспомнил об этом разговоре только в двенадцатом часу тридцать первого декабря, когда вдвоём с Верой они сидели в бабушкиной комнате, при зажжённой ёлке, и было всё точно так, как собирались они сделать ещё в прошлом году: бабушкино кресло, и её шаль на спинке кресла внакидку, и полумрак, и музыка, и новогодние подарки под ёлкой…
— Кто бы это мог быть?— посмотрела Вера Александровна на Шурика с беспокойством, когда раздался звонок в дверь.
— О Господи! Это Аля Тогусова!
— Ну вот, опять,— горестно склонила голову Вера Александровна, вздохнула,— Зачем же ты её пригласил?
— Мам! И не думал даже! Как тебе такое в голову пришло?
Они молча сидели за столом
