ногам посвободнее.
— Адамовна! Я тебе их растяну, а здесь сверху немного мех сниму. Тепло будет, не заметишь. С ребёнком гулять тёплые ботинки нужны. Тёплые останутся. На той неделе позвони, приезжай. Дай поцелую тебя.
И они расстались. Но не на неделю, а больше. Случилась у Валерии ангина, может, не настоящая ангина, но горло болело, и она остерегалась из дому выходить. Подруги возле неё толклись беспрестанно, сменяя друг друга возле пышной постели. Валерия лежала в подушках, одетая нарядно, накрашенная, как на празднике. А у неё и был праздник. Беременность уже подходила к шести месяцам, девочка шевелилась в животе, жила там, сердце у неё стучало, и это наполняло Валерию таким счастьем и благодарностью, что даже по ночам она просыпалась от радости, присаживалась в кровати, зажигала свечку в красивом подсвечнике перед Беатиным распятием из слоновой кости и молилась, пока не уставала и не засыпала.
Морозы перед Новым годом спали, и погода установилась самая лучшая из зимних: ясно, сухо, снег светится, хрустит, воздух пахнет свежим огурцом. С утра, выглянув в окно, собралась Валерия погулять и вспомнила про ботинки. Позвонила Араму. Он разговаривал с ней обиженно: давно сделал, что же не едешь?
— Сейчас приеду, дядя Арам!
— Сейчас не надо. Приезжай к пяти, обедать тебя приглашаю в «Арарат». Приглашаю, да?
Валерия не выходила из дому без сопровождения, но на этот раз решила идти одна: неудобно просить подругу провожать к сапожнику, а потом бросить её и идти в ресторан. Да и объяснять долго, почему это она идёт обедать в богатый ресторан со старым обшарпанным армянином. Никому и не объяснить…
Нарядилась в новую кофту сиреневую, с серебряными пуговицами — только вчера её довязала. Серёжки вдела аметистовые — лиловые капли в розовые уши. Беата подарила Бог знает когда. Посмотрела на себя в зеркало: а вдруг не девочка, а мальчик будет? Говорят, если девочка, лицо дурнеет, пятнами идёт. А у неё — кожа белая, слишком даже белая.
«Ну и пусть мальчик. Шуриком назову»,— подумала она.
Собиралась медленно, сама с собой обращалась ласково. Поглаживала живот.
Оделась. Спустилась на лифте. Такси само остановилось, Валерия даже руку поднять не успела. Шофёр дверцу открыл. Немолодой мужик, улыбается:
— Ну, куда тебе, мамочка?
Арам встретил как ни в чем не бывало, не обиженный. Был чисто выбрит и в пиджаке, чего никогда Валерия не видела, он обычно дома копошился в какой-то промасленной безрукавке. Помог шубу снять, стащил ботинки старые. Новые на ноги надел.
— Ну как?
Отлично. Сидели плотно, как Валерии и надо, но ногу не душили.
— Мне такой материал принесли, шик! Цвет беж! Оставлю тебе на летнюю пару.
Они вышли на Кузнецкий мост. Рабочий день заканчивался, прохожих было уже много, и все люди замечали, обходили их, и они шли медленно среди бегущих, как плывет солидный корабль среди шустрых ничтожных лодочек. Пальто у Арама было старое, вытертое, а шапка новая, бобровая, пышная, как подушка. Валерия опиралась на костыль, потому что нуждалась в нем теперь больше, чем прежде.
Ей было смешно думать,