он постоянно жаловался и предрекал новую революцию…
Шурик выложил на стол продукты из Олимпийского буфета — заграничный плавленый сыр, затейливые булочки, сок в картонках и коробку мармелада. Старик посмотрел недовольно:
— Зачем ты тратишь лишние деньги, я всё люблю самое простое…
— Михаил Абрамович, честно говоря, я всё купил в буфете. В магазин просто не успеваю.
— Ладно, ладно,— простил его Михаил Абрамович.— Если в следующий раз ты зайдёшь и меня не застанешь, одно из двух: или я уже умер, или я пошёл сдаваться в больницу. Решил, что пойду в районную, как все советские люди ходят…. И Вере Александровне мой сердечный привет. Я, честно скажу, очень по ней скучаю…
Страдающий бессонницей Мармелад долго не отпускал от себя Шурика, и только в половине второго Шурику удалось рухнуть на свою кушетку.
глава 39
Всё было учтено и рассчитано, но ночью раздался телефонный звонок: Матильда Петровна звонила из Вышнего Волочка. У неё образовалось срочное дело. Она жила теперь в деревне безвыездно по полгода. Деревенская жизнь затягивала, огородные грядки и сад увлекали её больше, чем прежняя художничья работа. Всё чаще смотрела она на старую грушу или на валун у околицы деревни с чувством, похожим на вину: с чего это она, по какому праву извела столько древесины и красивого камня на свои скульптурные упражнения? Теперь она всё больше любовалась простой деревенской красотой, для чего посадила мальвы и развела кур. С завистью поглядывала на соседскую козу, розовато-серую, с дымчатым рогом. Красавица коза, взять, что ли, от неё козлёнка… Наняла работяг поправить старый колодец.
Ходила в старой длинной юбке, босиком, как деревенские тётки давно уже не ходили. Они посмеивались: ты что, Мотя, как нищая ходишь?
И звали её в деревне не Матильдой Павловной, а Мотей, как мать назвала.
В тот год колхоз стал с ней судиться: дом-то она унаследовала по закону, но земля, на которой он стоял, была колхозная, и теперь хотели отрезать приусадебный участок. Подали в суд, умные люди ей присоветовали, что землю она может откупить под дачу. И ей срочно понадобилась справка, что она состоит членом Союза художников и имеет какие-то дополнительные против обычных граждан права на покупку земли. Всё это была глупость, но глупость государственная, общепринятая, и поразить эту глупость можно было только такой же глупостью, вроде этой справки. Матильда позвонила в МОСХ, договорилась, что справку ей сделают, но секретарша, у которой лежала справка, уезжала в отпуск на юг, и Матильда, просидев ночь на переговорной станции, дождалась, покуда починили оборванный где-то провод и соединили её с Москвой и просила теперь Шурика срочно, не позднее сегодняшнего вечера, заехать к секретарше на работу или домой и забрать эту справку… Суд был назначен на послезавтра, так что завтра необходимо доставить как-то эту справку в Вышний Волочок.
— Сделаю, сделаю, Матильда, не беспокойся!— пообещал Шурик.
Но Матильда уже и не беспокоилась: она дозвонилась до него, а он был дружочек настоящий, никогда не подводил. Матильда спросила про мать, про Валерию,
