но слышимость для вежливых вопросов была слишком плохая…
— Ты приезжай, Шурик! На подольше!— кричала она в трубку.— У нас после дождей грибы пошли! Да! Вот ещё! Лекарство мое не забудь!
— Приеду! Приеду! Не забуду!— обещал Шурик. Грибы его совершенно не интересовали. Лекарство, которое Матильда принимала от высокого давления, он уже купил. Две упаковки стояли в холодильнике. Он проверил ещё раз будильник, чтоб не проспать приезд Валерии.
Поезд прибывал в десять сорок утра, но Шурику надо было сначала заехать к ней во двор, вывести из гаража её инвалидный «Запорожец»,— он давно уже водил её машину по доверенности,— и погрузить инвалидное кресло.
С самого раннего утра всё пошло наперекосяк: сначала отлетели две пуговицы с последней чистой рубашки, и пришлось их пришивать, потом упала с мойки сама собой и разбилась бабушкина чашка, следом за этим раздался звонок в дверь — на пороге стоял Михаил Абрамович с мокрой бутылочкой в руке, просил до работы занести в лабораторию в Благовещенском переулке… Он был такой тощий, жёлтый и несчастный, что Шурик кивнул и, слова ни говоря, завернул бутылку в газету.
Очереди в лаборатории, по счастью, не было, и он за десять минут дошёл до двора Валерии, открыл гараж. Машина, ржавеющая в гараже триста шестьдесят дней в году, не заводилась. Он поднялся в квартиру, попросил нового соседа, заселённого после отъезда бывшего мужа Валерии, помочь, и тот, ворча, спустился вниз. Он был рукастый, этот пожилой милиционер, хорошо относился к Валерии и слегка презирал Шурика.
Сосед открыл капот, произвёл какие-то таинственные движения, и машина завелась. Шурик отъехал, но от радости забыл взять кресло. Пришлось вернуться с полдороги, и времени, которого было с запасом, теперь стало в обрез. Поезд, вопреки железнодорожным обычаям, не опоздал, а пришёл минут на десять раньше, и Валерия, опираясь на две палки, одиноко стояла на перроне, растерянная и несчастная: с чемоданом и сумкой она не могла пройти ни шагу…
Шурик несся по перрону с инвалидной коляской, совершенно разделяя смятение своей подруги…
Доехали они без приключений. В три приёма он погрузил в лифт Валерию с чемоданом и коляской, затащил всё в комнату и понёсся к своим «турикам». В ресторан вошёл ровно в половине второго, когда французы в полном составе томились кучкой, не умея самостоятельно рассесться. Далее следовала кормежка, которой Шурику не полагалось. После ресторана Шурик повёл желающих в ГУМ, где происходила закупка последних сувениров. Потом старый доктор из Лиона попросил показать ему аптеку, а толстуха из Марселя желала посмотреть на планетарий. Но очередное «Лебединое озеро» подпирало, и планетарий отменили. Пока балерины порхали над пыльным полом, Шурик успел слетать в Елисеевский: еды у Валерии не было ни крошки. За справкой к секретарше он категорически не успевал. Позвонил и договорился, что приедет завтра рано утром,— она выходила из дому в половине девятого утра, но не на работу, а в поликлинику. После спектакля состоялся прощальный ужин. Назавтра французы улетали в Париж. Шурик поставил сумку с продуктами под стойку администратора
