срочное дело, я хотела бы тебя повидать. Я буду в Москве в конце декабря. Можно будет с тобой повидаться?
Пока Шурик удивлялся и задавал довольно бессмысленные вопросы, Стовба держала длинные паузы, потом сказала деловым тоном:
— Гостиницу для меня закажут, так что тебе беспокоиться не о чем. Я не хочу сейчас говорить о подробностях, но, я думаю, ты и сам понимаешь, что мне нужно… Речь идёт о некоторой формальности.
— Да, да, конечно,— догадался Шурик, которому не хотелось говорить лишних слов. Вера стояла рядом.— Конечно, приезжай. Рад буду… А как жизнь вообще?
— Вот об этом и поговорим, когда я приеду. Билетов у меня пока ещё нет. Как приеду, сразу позвоню. Ну, пока. И маме привет, если она меня помнит,— и Стовба неопределённо хмыкнула.
О судьбе своей фиктивной семьи Шурик почти не вспоминал с того момента, как под объективом фоторепортёра сибирской газеты Лена Стовба переложила ему на руки новорождённую девочку Марию.
Вера вопросительно смотрела на сына. Шурик взвешивал ситуацию: Вера не знала о его браке, и теперь, когда, судя по всему, Лена собралась с ним развестись, глупо было ей об этом сообщать.
— Что случилось?— Вера заметила Шурикову растерянность.
— Звонила Лена Стовба, помнишь её, из Менделеевки?
— Помню, массивная такая блондинка, заниматься к нам ходила. И роман у неё был с кубинцем, кажется, скандал какой-то… Не помню, её выгнали из института? Эта казашка Аля, славная девочка, рассказывала. Только не помню, чем всё кончилось,— оживилась Вера.— Всё-таки странно, этот твой эпизод с Менделеевским институтом совершенно ушёл из памяти, как не бывало… Странный был поступок. Ужасное, ужасное было лето,— сникла Вера, вспомнив о смерти Елизаветы Ивановны.
Шурик обнял мать за хрупкие плечи, поцеловал в висок.
— Ну, не надо, прошу тебя. Сообщение же вот такое: звонила Стовба, она приезжает в конце декабря в Москву, хотела повидаться.
— Чудесно, пускай приходит. Шурик, а она ведь так и не вышла за своего кубинца, да? Я не помню, чем кончилась вся эта история…— спросила Вера.
И тут Шурик понял, что совершил оплошность. Теперь уже нельзя будет встретиться со Стовбой где-нибудь на улице, отвести её в кафе и всё обсудить как-нибудь вне дома.
— Конечно, Веруся, она придёт. А история её, насколько я знаю, так ничем и не кончилась. Она родила дочку, жила в Сибири, а теперь, видно, в Ростове-на-Дону живет. Я за эти годы ничего о ней не слышал.
— Всё-таки как славно, что она тебе позвонила…
Шурик кивнул.
Стовба появилась через несколько дней после предупредительного звонка — с букетом чайных роз для Веры Александровны и с ребёнком, закутанным поверх шубы в большой деревенский платок. Когда размотали платок и стащили шубу, обнаружилась девочка нездешней красоты. И лицо её, и волосы были одного медового цвета, и кожа светилась изнутри, как у самых зрелых груш. Глаза же, формы плодовых косточек, удлинённые, с неуловимым изгибом век в уголках, отливали коричневым зеркальным блеском.
— Боже, какое чудо!— воскликнула Вера.
Чудо стащило с себя валенки. Повинуясь
