монах. Просил принести ему две французские книги, лежащие у него на письменном столе, папку с бумагами, писчую бумагу и несколько шариковых ручек.
Домой приехали к вечеру, страшно усталые. У Марии промокли ноги, у Веры опять разболелась, условно говоря, щека. К ужину Мария вышла заплаканная и сказала, что соскучилась по маме. Сама Вера тоже готова была разрыдаться от полной нескладности жизни. Взять себя в руки, собраться с силами, держаться бодро и противостоять,— повторила она сама себе.
В десять часов позвонила Светлана. Вместо обычного короткого «нет дома», Вера Александровна подробно описала Светлане все перипетии дня, начиная с утреннего звонка.
— Напрасно вы мне сразу же не позвонили,— очень бодро отозвалась Светлана.— У меня есть знакомые в Склифе, я завтра же туда поеду и всё разузнаю.
— Да, это было бы замечательно,— обрадовалась Вера.— Только вот ещё ему надо передать книжки, кое-какие бумаги.
— Я заеду и заберу, об этом не беспокойтесь…
Вера Александровна продиктовала Светлане адрес и долго и путанно объясняла, как легко найти их дом с Бутырского вала. Светлана только улыбалась.
Светлана воспарила: настал момент, когда она сможет наконец показать Шурику и его важной матушке, на что она способна.
И ей действительно повезло. Хотя никаких знакомых у неё в Склифе не было,— да и на что они нужны, когда операция уже была позади,— на следующее утро, представившись родственницей, она переговорила с Шуриковым хирургом, который показал ей рентгеновский снимок, объяснил, какая именно операция была произведена и каковы перспективы.
— По этой травме мы могли бы быстро выписать его домой, а через шесть-восемь недель сделать повторную операцию, она несложная. Но у него ещё сотрясение мозга, поэтому пусть полежит,— сказал хирург.
Затем Светлана зашла в палату, где среди перебинтованных и загипсованных мужиков с трудом узнала Шурика. Он лежал на спине, весь в трубках: одна изо рта, две из носу, и чёрные синяки под глазами. Картина дополнялась уткой, стоявшей у него на одеяле.
— Боже мой! Кто же тебя так отделал?— воскликнула риторически Светлана.
Но разговаривать Шурик не мог, покрутил пальцами, и она вытащила блокнот и ручку.
Дальнейшие переговоры велись исключительно в письменном виде. Шурик горячо благодарил её за то, что она пришла. Просил, насколько возможно, отодвинуть посещение мамы. Написал, что его какой-то сумасшедший казах или монгол с кем-то спутал и чуть не убил.
Светлана вынесла утку в уборную, перестелила постель, нашла дежурную сестру и дала ей совершенно правильную сумму денег: не мало и не много — чтоб заходила и проверяла, всё ли в порядке. Потом вышла в магазин, купила кефиру, два треугольных пакета сливок и минеральной воды, вернулась в палату. Когда она уже выходила, в палату вошёл милиционер в белом халате поверх формы. К Шурику. По поводу вчерашнего избиения. Милиционер задавал Шурику интересные вопросы: знает ли он Джамилю Халилову и какие у него с ней отношения…
Шурик писал милиционеру ответы, но Светлана их не видела, так как милиционер сразу же забирал листки. Однако
