у окна, ворох готовых и полуготовых похоронных цветов, звякнул ненужный металл. Она передвинула стол на середину комнаты, поставила на него стул, влезла. Там, в потолке, был укреплён крюк для люстры. Висела же не люстра, а маленькая лампа в волнистом стеклянном абажуре. Она потянула за крюк. Он был пыльный, но в потолке сидел очень прочно.
«Я никому не нужна. Но и мне никто не нужен,— улыбнулась она, и женская её гордость, замученная компромиссами, расправила шёлковые крылья.— Жаль только, что я не увижу выражения твоего лица, когда ты сюда приедешь после всех своих дел…»
Доктор Жучилин, сопоставляя красно-синие кружочки Светланиного дневничка с датами записей, чёрными карандашными крестами и своими назначениями, размышлял о могущественной биохимии, которая, сбившись на какой-то ступеньке, выбрасывала в мозг этой бедной девочки таинственные вещества, заставлявшие её искать смерти.
«Столько лет вёл её, и не удержал»,— горевал Жучилин.
глава 64
Адрес был написан на коробке чёрным фломастером — проезд Шокальского, дом, корпус, квартира и имя получательницы — Циля Соломоновна Шмук. Деньги за эти дни оказались потраченными чуть ли не до последней копейки, на такси точно не было, но у Веруси Шурик просить не считал возможным. Ни в какую сумку коробка не помещалась, Шурик обвязал её веревкой и повёз на общественном транспорте, с пересадкой в метро и на двух автобусах. От автобуса идти тоже было неблизко. Коробка была лёгкая, но верёвка оказалась такой слабой, что при посадке в автобус лопнула, и последние сто метров он нёс коробку на спине к восторгу всех встречных мальчишек.
Поднялся на пятый этаж, позвонил в дверь. Спросили, кто. Сказал, что посылка из Иерусалима. После долгого копошения и звона цепей дверь открылась, высунулась маленькая, горбатая старушка:
— Проходите, пожалуйста, мне Туся писала, что приедет её подруга Лиля, а пришли вы. Неужели она не могла сама меня навестить?
— Она уже улетела в Токио,— объяснил Шурик, прижимая коробку к груди.
— Так я и говорю: неужели нельзя было меня навестить до того Токио? Что вы стоите, проходите и откройте коробку.
Вид у старушки был приветливый, но тон сварливый. Шурик поставил коробку на табурет. Циля Соломоновна протянула ему нож:
— Что вы стоите? Открывайте!
Шурик разрезал заклеенные створки, и старушка ринулась внутрь коробки. Она стала вытаскивать,— Шурик глазам своим не поверил,— разноцветные мотки шерсти, смотанные в пасмы, как это делала в незапамятные времена его бабушка, перевязывая две старые кофты в одну новую. Это было радужное богатство бедных, и старушка перебирала мотки с видимым удовольствием.
— А,— крякала она,— какие там красители! Посмотрите, один красный чего стоит! А жёлтенький!
Наконец она вытащила из коробки всё до последней нитки,— на дне ещё были какие-то маленькие клубочки и просто обрывки ниток.
— А где это?— строго спросила у Шурика.
— Что?— удивился Шурик.
— Ну, это, опись. В посылке всегда опись, да?
Шурик не понимал, смотрел своими круглыми глазами.
— И что вы так
