Анны Вениаминовны плохо себя чувствовал, он извинился и ушел, договорившись с Машей, что она вымоет посуду после гостей, оставит ключи на столе и захлопнет дверь.
Гости разошлись, только Женя и Маша остались прибрать посуду. Сначала они вынесли всю рюмки и чашки в кухню и сложили на кухонном столе. Потом Женя села, закурила сигарету. Маша тоже покуривала, но не при взрослых. Но тут она тоже закурила. Ей хотелось что-то спросить у Жени, но все не могла сообразить, как задать вопрос. Женя задала вопрос сама:
— Машенька, а почему вы решили, что это стихи Анны Вениаминовны?
— Она сама это говорила,— ответила Маша, уже понимая, что сейчас все прояснится.
— Вы в этом уверены?
— Ну конечно,— Маша принесла свою сумку, достала было тетрадь, а потом вдруг сообразила, что стихи-то все записаны ее рукой, и теперь Женя ей может не поверить, что стихи действительно сочинила Анна Вениаминовна.
— Я только записала их. Она мне много раз их читала. Это все в молодости она писала…— начала оправдываться Маша, уже прижимая тетрадь к груди. Но Женя протянула руку, и Маша отдала ей синюю тетрадь, на которой написано было черным толстым фломастером «Стихи Анны Вениаминовны».
Женя молча просматривала тетрадь и слегка улыбалась, как будто давним приятным воспоминаниям.
— Но ведь хорошие же стихи…— в отчаянии прошептала Маша.— Ведь не плохие же стихи…
Женя отложила тетрадь, закрыла ее и сказала:
— «Вот эта синяя тетрадь с моими детскими стихами…»
— Да в чем дело-то?— не выдержала Маша и опять покраснела до того сложного красно-синего цвета, которым никто, кроме нее, не умел краснеть.
— Видите ли, Машенька,— начала Женя,— первое стихотворение в этой тетради написано Максимилианом Волошиным, последнее — Мариной Цветаевой. И остальные тоже принадлежат разным более или менее известным поэтам. Так что это какое-то недоразумение. И Анна Вениаминовна не могла этого не знать. Вы что-то неправильно поняли из того, что она вам говорила…
— Честное слово, нет,— вспыхнула Маша.— Я все правильно поняла. Она мне сама говорила… давала понять… что ее это стихи.
И только тут Маша поняла, какой же она идиоткой выглядела перед всем этим образованнейшим народом, когда сунулась с чтением стихов… Она кинулась в ванную комнату и зарыдала. Женя пыталась ее утешить, но Маша заперлась на задвижку и долго не выходила.
Женя вымыла всю посуду, потом постучала в дверь ванной комнаты, и Маша вышла с распухшим, как у утопленника, лицом, и Женя обняла ее за плечи:
— Не надо так огорчаться. Я и сама не понимаю, зачем она это сделала. Знаешь, Анна Вениаминовна была очень непростой человек, с большими амбициями и в каком-то смысле несостоявшийся… Понимаешь?
— Да я не об этом плачу… Она была первым интеллигентным человеком, которого я в жизни встретила… Она мне открыла такой мир… и кинула… просто кинула…
Никогда, никогда Маша не бросит свой институт и не поменяет автодорожной профессии на гуманитарную. И никогда бедная Маша не поймет, почему эта высокообразованная дама так жестоко над ней подшутила. Не поймет этого и заведующая кафедрой, и племянник, и все другие гости сорокового дня. Они все останутся в полной уверенности, что эта