Гришка сидел у компьютера.
Природа, не терпящая пустоты, подтолкнула Женю к плите. Хотя продукты и были закуплены, но готовить мужики не любили, и Женя принялась за стряпню.
И засуну в морозильник,— решила она.
Все было на этот раз отлично организовано: весь издательский груз собран и упакован, все документы оформлены. Помощник — молодец мальчишка!— привезет коробку прямо в Шереметьево, к самолету.
Еда была еще теплая, и в морозильник ставить было ее рано.
Пожалуй, еще успею принять ванну… Она включила воду, и толстая струя ударила об эмалированное дно. Гриша отключился от интернета и сразу же зазвонил телефон.
Надо сделать этот чертов шнур,— вспомнила Женя. Звонила Лиля. Она всхлипывала.
— Лилечка! Что случилось?— встревожилась Женя. Это в прежнее время Лиля умела бурно хохотать и горько плакать — после болезни она только тихо улыбалась.
— Можно я тебе пожалуюсь? Только я пожалуюсь, а ты сразу же забудешь, потому что я сама понимаю, что глупость, но очень обидно…
Женя не знала, что там произошло, но кто мог обидеть — вопроса не возникало…
— Ну, что там они?
Лиля посапывала, шмыгала носом.
— Съели… Представляешь, открываю холодильник, а баночек твоих — ни одной. Большой арбуз засунут, пополам разрезанный. Я к ним в комнату иду, а у них гости. Молодые люди, Ирочкин этот противный, и Маришин теперешний, программист… Ирка вышла, спрашивает, что тебе надо, а я говорю, где мои кабачки, а она говорит — гости съели. А я говорю, с чего это гости, а она говорит — праздник… Я удивилась, спрашиваю, какой это праздник, а она смеется так… противно смеется… Отвела меня в мою комнату, тычет пальцем в твой календарь и говорит: видишь, праздник? Иом-киппур! Ничего не оставили — ни кабачков, ни свеклы… Знаешь как обидно…
— Да ладно тебе, Лилька! Глупо на них обижаться. Они же маленькие — вырастут, поумнеют… Ты сама их избаловала, сама так воспитала, так что терпи… И потом, у тебя инструмент есть — помолись, Лилечка. Ты же умеешь…— а в висках у Жени стучало от ярости. Почти так же, как днем, когда Галя-Хава учила ее жить. Даже сильнее.
— Не унывай, Лилька! Лучше скажи, что тебе из Германии привезти?..
Положила трубку. Отложила часть теплой еще еды в пластмассовые коробки. Сложила в сумку. Оделась и крикнула Кириллу:
— Кирюш, я на часик отъеду! К Лильке!
— Женя! Ты говоришь, как новые русские: что значит «отъеду»?
Но она уже не слышала, неслась по лестнице, пытаясь унять злость. О, с каким наслаждением она сейчас бы им врезала обеим, по их смазливым мизерным мордашкам…
Открыла Ириша. Обрадовалась. Из детской раздавались умеренные визги, накурено было как в кабаке.
— А мама говорила, вы уехали,— взмахнула мощными ресницами Ириша.
— Завтра уезжаю. Я тут маме кое-что привезла. У нее вроде все кончилось.
— Ириша!— позвала Ириша сестру, и Женя поняла, что опять она их перепутала. Странное у них было сходство: когда они были вместе, сразу было видно, кто — кто, а порознь — никак не угадаешь.
Появилась настоящая Ириша. Она была подвыпившая, хохотала, показывая яркие зубы, сделанные природой не хуже искусственных:
— Ой, умираю! Мамуська настучала!
