Серединка его была соткана из седеющих, пестровато-серых печальных волос
— Наверное, она теперь лысая,— прошептала П реображенская.
— Это не имеет значения, узбечки все равно ходят в парандже,— пожала плечом жестокая Алена.
— Это до революции они так ходили, отсталые,— вмешалась Маша Челышева.
— Отсталая не станет в подарок товарищу Сталину ковер ткать,— защитила почтенную старушку Преображенская.
— А может, она не все волосы в коврик заделала, может, немножко оставила?— с надеждой сказала добрая Багатурия, пощупав свои толстые длинные косы, подвязанные ленточками над ушами.
— А-а, посмотрите!— вдруг ахнула Маша.— Видели?
Но смотреть было особенно не на что: на витрине лежала квадратная тряпочка, на которой был вышит портрет товарища Сталина. Не особенно красиво, крестиком, не очень даже и похоже, хотя, конечно, догадаться можно без труда.
— Ну, видели,— отозвалась Преображенская,— ничего особенного.
— Чего, чего?— забеспокоилась Алена.
— Читай, что написано!— Маша ткнула пальцем в этикетку в витрине.— «Портрет товарища Сталина вышила ногами безрукая девочка Т. Колыванова».
— Танька Колыванова!— в восхищении прошептала Сонька, едва не теряя сознание от восторга.
— Да вы что, с ума сошли? Какая же Колыванова безрукая? У нее две руки. Да она и руками-то так не вышьет, не то что ногами!— отрезвила их Алена.
— Но здесь же написано Тэ Колыванова!— с надеждой на чудо все не сдавалась Сонька.— Может, у нее сестра есть безрукая?
— Нет, Лидка, ее сестра, в седьмом классе учится, есть у нее руки,— с сожалением сказала Алена. Она зажмурилась, покачала головкой в многодельных плетениях кос и добавила:
— Все же спросить надо.
И тут все двинулось и стройными рядами пошло в другой зал. С одной стороны стояли барабанщики, с другой горнисты, в середине стояли знаменосцы с распущенными знаменами, и какая-то, наверное самая старшая, пионервожатая громко скомандовала:
— На знамя равняйсь! Смирно! Слово предоставляется матери Зои и Шуры Космодемьянских.
Все подровнялись и выпрямились, и тогда вышла вперед невысокая пожилая женщина в синем костюме и рассказала, как Зоя Космодемьянская сначала была пионеркой, а потом подожгла фашистскую конюшню и погибла от рук фашистских захватчиков.
Алена Пшеничникова плакала, хотя она про это давным-давно знала. Всем в эту минуту тоже хотелось поджечь фашистскую конюшню и, может быть, даже погибнуть за Родину.
Потом выступил старичок-общественник и рассказал про первый слет пионеров на стадионе «Динамо», про Маяковского, который читал «Возьмем винтовки новые, на штык флажки», а все пионеры — участники слета весь тот день ездили потом бесплатно на трамвае, а билеты стоили четыре, восемь и одиннадцать копеек.
А потом все хором прочли торжественное обещание юного пионера и всем повязали галстуки, кроме Сони Преображенской, которая хотя и положила свой галстук в карманчик, но как-то ухитрилась его потерять, и она заплакала. И тогда старшая пионервожатая Нина временно сняла свой галстук и повязала его на шею горько плачущей Соньки, и она утешилась.
Запели «Взвейтесь кострами, синие ночи!» и вышли из зала стройными колоннами, но уже совсем другими людьми, гордыми и готовыми на подвиг.
* * *
На следующее утро все пионерки пришли в школу немного пораньше. Третий класс «Б» просто-таки осветился этими четырьмя красными галстуками. Сонька перевязывала его на каждой переменке. Вредная Гайка Оганесян